Берегитесь, утки!

Хочу рассказать об одной из осенних утиных охот на Рыбинском водохранилище. Дело происходило в середине 80-х годов. Наш товарищ Семен подошел к месту сбора у Белорусского вокзала в охотничьих сапогах с высокими ботфортами, в широкополой шляпе, с большим рюкзаком на плечах и зачехленным ружьем в руках, то и дело утирая пот с лица и шеи.

 Вид этого небольшого роста человечка с соразмерным его росту охотничьим багажом был очень комичным. Мы расхохотались. «Ты с ума сошел, Семен, – сказал Лева, – стоит такая жарища, да в метро еще так душно, а ты вырядился в полный комплект  охотничьего снаряжения!» 

 «Вы, недоумки, ничего не понимаете: надев на себя максимум одежды, я облегчил нагрузку на плечи!» – «Ладно, умник, полезай в машину и быстрее рассупонивайся, не то от запаха твоего пота мы скоро задохнемся». 

 В машине Слава спросил его: «Семен Макарыч, так тебя ни один милиционер не задержал ни на улице, ни на входе или выходе в метро?» Я добавил: «Да кто же решится связываться с таким грозным ковбоем?» На что Семен ответил:

 «Юные зубоскалы, вот доберемся до мест охоты, там уж посмотрим, кто над кем будет смеяться». В данном случае он оказался прав: без смеха не обошлось. 

 Во Весьегонское охотхозяйство мы прибыли вчетвером. После регистрации начальник хозяйства предложил нам поохотиться в угодьях на «Красном Дворе».

 Мы никогда там не бывали, а потому согласились без раздумий. Завершался август, а жара стояла такая, что впору было залезть в воду и не вылезать до самого вечера. Однако и он не приносил облегчения. Ночью температура была не менее двадцати градусов. Меня егерь поставил на островок, куда добрался на лодке, а Семен Макарович разместился со Славой, самым молодым, но и самым рослым нашим товарищем, на противоположном берегу, метрах в трехстах от меня. Четвертый охотник сидел в шалаше, в паре километров от нас. Вечером первого дня охоты Слава, добывший штуки три-четыре утки, рассказал нам об охоте Семена Макаровича. 

 Ближе к полудню Слава наблюдал довольно активный пролет уток над местом, где в высокой траве затаился Семен Макарович, но выстрелов со стороны того почему-то не производилось. Явно заинтригованный, Слава, плюнув на скрытность и летавших уток, отправился выяснить, в чем же дело, уж не случилось ли чего с пожилым охотником. Подойдя в упор, он обнаружил Семена Макаровича спящим невинным сном младенца. Как он говорил, тот лежал, почмокивая. Очевидно, во сне ему приснился вкусный обед из уток и грибов, добытых нами в этом хозяйстве. По щеке спящего скатывалась слюна. Тогда Слава поднял пару коротких «карандашей» помета уток, побывавших в этом месте до прихода охотника, и положил их на одежду Семена Макаровича. Затем он крикнул: «Полундра! Утки!» Спавший открыл глаза и, быстро сориентировавшись, сказал: «Чего ты орешь! Я не сплю, а просто прикрыл глаза от слепящего солнца. Утки пока в моей зоне не летают, вот я и прислушиваюсь к свисту их крыльев». «Ты так заслушался этим музыкальным свистом, – ответил Слава, – что утки обделали тебя с головы до ног!» «Как это обделали, ты что это на старого фронтовика поклеп возводишь! Говорят же тебе, что я  не спал, а просто прикрыл глаза на минуту от блеска солнца и воды!» «А это откуда? – продолжал Слава, утки над тобой сплошными стаями тянут, а ты тут устроил себе отдых, как на Рижском взморье!»  

 Обнаружив на себе следы уток, Макарыч на минуту смолк, а затем разъяснил, что это во время переползания на новую засидку он испачкался в траве. Но пусть теперь утки берегутся его. Такого внимания с их стороны к себе он не простит. Завершая такой фразой затронутую тему, Семен Макарович невольно подтвердил то, что он хорошо поспал. Даром ему этот факт не прошел, и вечером мы втроем хорошо обыграли композицию «Сон в летнее утро». 

 За всю неделю охоты наш товарищ так ничего и не подстрелил, но выстрелы с его места стали звучать даже тогда, когда уток над ним Слава не замечал. Видимо, стрелок с тем же успехом целился в пролетавших на любом расстоянии ворон. Поскольку три дня из недели закрывались для охоты, чтобы дичь успокоилась, такие дни отводились поиску грибов. А их в этих краях было видимо-невидимо. Очень много росло белых, и за одним мы со Славой даже устроили контрольный досмотр, замеряя каждое утро, насколько тот подрос. Но, видимо, не зря в народе говорят, что если человек посмотрел на гриб, тот перестает расти. Наш контрольный белый гриб за четыре дня подрос на каких-то один-полтора сантиметра. В то время как рядом с ним на месте сорванных грибов за три дня вырастали гораздо более крупные побратимы. Семен Макарович помогал в сборе грибов, но затем я контролировал, что из принесенного им годится в пищу. Оказалось, что и в грибах Семен не разбирался и собирал все, что попадалось на пути. Самое удивительное, что к концу недели он научился отличать ложный белый гриб от съедобного белого по внешнему виду. А в тех краях ложных белых водилось почему-то очень много. Вечером Семен Макарович попытался было предложить свои услуги по жарке грибов, заверяя, что мы никогда не ели таких вкусных грибов, какие можно приготовить по его рецепту. Старший нашей группы, Лева, в ответ сказал, что по его рецептам мы уже однажды наелись яичницы и доверие в кулинарном искусстве Семен подорвал. А с яичницей было так: он убедил нас, что знает прекрасный рецепт яичницы-болтушки. Семен поставил на плиту сковороду и, не заправив сливочным маслом, разбил на на ее хорошо разогретое дно восемь яиц. Затем он увлекся разговором с подошедшим егерем, поясняя, сколько ему известно способов приготовления яиц. Вскоре егерь спросил, что это за вонь с дымом идут от плиты. Семен чертыхнулся, увидев сгоревшую яичницу, и схватился голой рукой за сковородку, сразу же с криком отпустив ее. Придя к столу и посмотрев на вонявший горелым шедевр кулинарии Семена, мы не рискнули его отведать, а Семен принялся поедать, обвиняя нас в предвзятости, говоря, что так вкусно он еще не готовил. Возможно, так как нам было известно, что дома ему всегда готовила жена. 

 Как-то в свободный от охоты день наш Семен отправился поутру в лес за грибами. Поскольку стояла жаркая погода, на ноги он решил надеть кеды, но не учел, что в лесу по утрам бывает роса. Часа через два он явился в охотничью избушку с грибами, с насквозь промокшими ногами и с заработанной простудой, выражавшейся в заложенном носе и частом чихании. Лева спросил его: «Семен, вот ты числишь себя умным человеком. А кой черт ты отправился по росе в лес в промокаемой обуви? По Москве и в метро ты умно, в кавычках, гордо вышагивал в охотничьих сапогах. Что же ты сейчас их не надел?» «Да они тяжелые и надоели мне во время охоты, вот я и решил дать отдых ногам». «А заодно и голове, – добавил Лева, – но хоть ты и простыл на жаре, от своей сегодняшней очереди начистить на всех картошки для супа и второго блюда не отвертишься. Ступай на кухню!» «Да как же я могу что-нибудь делать в таком простуженном состоянии? У меня и руки вот потрескались». «Ничего, справишься, а заодно и согреешься от работы, что станет для тебя наилучшим лекарством. А руки смажь кремом, да делай это каждый день, так цыпки быстрее пройдут. Ну и больше не хватайся за горячую сковороду голыми руками».

 Семен удалился на кухню, и оттуда доносилось его негромкое ворчание: вот, мол, на такого больного человека навесили такую обузу – возиться с водой, обмывая картошку. Но Лев всегда был для него  авторитетом, и вскоре последние остатки сопротивления в виде ворчания погасли. 

 На третий день охоты егерь сказал нам, что убедился в нашей меткости (а мы все вместе подстреливали за день по десять-двенадцать уток, четверть которых по традиции принадлежала и мазиле Семену Макаровичу) и потому на очередную вечерку свезет нас на скошенное овсяное поле, куда утки прилетают  подкормиться перед сном. 

 Все бы ничего, но жара и комары донимали. Я уже решил, что не буду брать больше двух уток, потому что в такую жару их можно было не довезти до дома в нормальном состоянии. Однако азарт взял свое. Охота была просто королевской. Дичь налетала с трех сторон, за добычей не нужно было лезть в воду и искать упавших в высокую траву уток.

 Поле было скошено, и потому хорошо видно место падения подстреленных птиц. Даже подранкам не удавалось спрятаться. Но Семен и здесь умудрился ни разу не задеть уток. Главным образом, он отбивался от комаров, виня их затем в своих промахах. Вечером на базе мы стали чистить свои ружья. Макарыч начал разглагольствовать, что вот мы чистим ружья только перед охотой, а он это делает каждую неделю по субботам. Тогда я предложил Славе забрать у говоруна лежавшее на столе отъемное цевье его «тулки», чтобы посмотреть, когда Семен обнаружит пропажу. Вскоре все мы уложили ружья в разобранном состоянии в чехлы и отправились в Москву. 

 Прошло три месяца, мы собрались на отчетно-перевыборное собрание охотничьего коллектива и спросили Семена, как поживает его ружье. Тот ответил, что с ружьем все в порядке и он, как обычно, еженедельно чистит и смазывает стволы, затем несколько раз прикладывает собранное ружье к плечу и поводит мушкой, чтобы укрепить свой глазомер. Мы расхохотались, а поскольку нам надоело ожидать вопросов Семена, не попадалось ли кому его цевье, вернули эту деталь незадачливому охотнику. Конечно, мы добавили при том все, что думаем о существовании в иных коллективах липовых охотников, прячущихся за спины более добычливых товарищей, и о липовых тренировках с ружейными прикладами некоторых болтунов.

Похожие статьи:

Охота на дичь → Охота на селезней с подсадной

Новости → Разведка

Охота на дичь → Охота на уток

Охота на дичь → Полевой дневник

Охота → Ярославское общество охотников и рыболовов

Охота → Охотник - хороший человек

Новости → Из за плохой зимовки птиц нормы весенней охоты заметно сократили

Новости → В ожидании охоты

Оружие и боеприпасы → С ружьем МЦ 21-12